Кем же приходилась мне Вера? На многолюдных семейных посиделках, когда обязательно дело доходило до установления родственных связей, неизменно выяснялось, что троюродной сестрой, что неизменно меня безмерно удивляло. Как может быть мама моего «братика» быть мне одновременно сестрой? Ей досталось суровое и интересное время. Послевоенное лихолетье, хрущевская оттепель, брежневский расцвет развитого социализма, бандитские девяностые и капитализм двухтысячных. Время переломов и смены не только календарных эпох. А она, немногословная, но рассудительная, всегда удивительно спокойная и добрая, буд-то светящаяся изнутри каким-то сокровенным знанием, казалось и не замечает этих бурь и смен. Она всегда знала, что кому-то нужна больше, чем себе. Сначала престарелым деду и бабке, ради которых осталась в провинции. Потом сыну, который был важнее открывающейся карьерной перспективы. Потом нехитрому придворовому хозяйству с курами и кролями, которое позволяло выживать, да еще кормить сына-студента, чьей стипендии не хватало даже на неделю. Потом любимому внуку. И никогда ни одного слова роптания на судьбу, даже в последний год, когда она уже сильно болела, но заметить это было невозможно – неизменная улыбка и прячущиеся в морщинистых уголках глаз вселенская доброта и любовь ко всем, кому нужна. Она и ушла как-будто по делам. Присела отдохнуть, возвращаясь из детского сада, куда отвела внука. Тромб. Скорая ничего не успела сделать. Обыденно и неотвратимо стало меньше на одного хорошего человечка. Пусть земля будет тебе пухом, сестричка…